В здоровом социальном организме Болгарии появляются трещины, моральное единство народа нарушается, и само государство, сбитое с пути, переставшее опираться на массы, лишенное своих необходимых устоев, обращается в тень своего недавнего величия. Реакция против всего этого уже давно обнаружилась среди болгар. Есть много указаний, что она оформилась в некоторую оппозиционную идеологию, отчасти искавшую исхода в завершенно второстепенным. Факт, устанавливаемый приведенным выше сообщением Льва Диакона, тот, что тут, в Болгарии, Святослав почувствовал, что он не может быть константинопольским наемником. Страна, открывавшаяся перед ним с правого берега Дуная, отличалась сильно от всего того, что он до сих пор видел. Не было ли благоразумнее, вместо того чтобы обращать ее в пепелище и развалины или же завоевывать для византийцев, забрать ее себе? И если было возможно сделать ее своею, то не было ли благоразумно сберечь богатства, которыми она располагала или могла произвести, и следовательно, не было ли расчета в том, чтобы осуществить ее подчинение иными средствами и способами, чем те, какими было начато нашествие? Или, наконец: если то, что всего более могло соблазнить киевского князя, были богатства южных византийских земель, то, чтобы добиться их, не было ли выгоднее и разумнее всего — вместо того, чтобы воевать с болгарами, — добиться их содействия против Византии, направившей его в их землю?
Логика самих событий, стало быть, вела к принятию одного и того же решения обе стороны, которые третья сторона столкнула друг с другом. Мы не можем согласиться с мнением Златарскаго (История, 1, 2, с. 595, принятое затем и Runciman’ом, цит. соч., 203), который относит посольство Ник. Эротика и Филофея к концу 969 г., т. е. ко времени, когда Святослав вторично явился в Болгарию. Согласно Златарскому, посольство было послано в Преслав для того, чтобы упрочить уже существовавший мир между Болгарией и Византией и предложить для сего брачный союз между обоими дворами. Что касается самого мира, то Златарский считает, что он был заключен в конце июня 968 г., и притом по инициативе не Никифора Фоки, а болгарского царя Петра, принужденного искать помощи против русских. Ошибка Златарскаго происходит оттого, что от его внимания ускользнуло рассмотренное выше сообщение Льва Диакона. В нем категорически засвидетельствовано, что шаги к восстановлению близких отношений между Царьградом и Преславом были сделаны Фокой. Мы видели, что побудило его к этому.